Суды в третьем Рейхе
В проходившем в 1947 году процессе Американского трибунала над группой руководящих работников нацистской юстиции, известного как суд над нацистскими судьями, был выявлен невиданный в истории цивилизованного мира полный упадок права и правосудия в гитлеровской Германии. Среди 14 обвиняемых были: вице-министры имперского министерства юстиции (бывшие министры скончались до начала процесса), статс-секретари, руководители отделов, судьи специальных и «народных» судов («народных судебных палат»), прокуроры.
За годы гитлеровской власти формальное правосудие уступило место полному беззаконию, а суды утратили свою независимость и свое значение.
При осуществлении преступных политических целей широко использовалась аналогия права всюду там, где уголовный кодекс не предусматривал наказуемости данного поступка, широко применялся отход, если это было удобно, от действующих положений, касающихся наказания. Без ограничений применялась смертная казнь, если того требовало «здравое чувство народа».
В силу резолюции рейхстага от 26 апреля 1942 года Адольфу Гитлеру была передана полнота судебной власти — «фюрер должен осуществлять право». Декретом Гитлера от 20 августа 1942 года имперскому министру юстиции были даны широкие полномочия — «он может отступать от любого действующего закона». Инструментом проведения этих новых принципов были специальные суды, созданные на польских землях вскоре после прекращения военных действий.
Местопребыванием этих судов, юрисдикции которых подлежала аннексированная часть Польши, являлись Гданьск, Квидзын, Быдгощ, Познань, Иновроцлав, Лодзь, Влоцлавек, Калиш и Катовице. На территории генерал-губернаторства специальные суды, учрежденные по циркуляру от 15 ноября 1939 года, действовали по месту нахождения органов власти дистриктов и имели свои отделения в Варшаве, Кельцах, Пётркове, Ченстохове.
Замостье, а с 1941 года также в Станиславове и Тарнополе. Они состояли из трех профессионQальных судей. В области Варты по внесенным на рассмотрение специальных судов 2262 обвинительным актам было вынесено 555 смертных приговоров. Жертвами такого правосудия были и малолетние.
Немалую роль сыграл немецкий судебный аппарат в грабеже и германизации польских детей. Из обнаруженного протокола конференции, которая состоялась 10 марта 1943 года в имперском министерстве юстиции с участием представителей Главного управления имперского комиссара рейха по укреплению германской народности и Глазного управления по вопросам расы и поселений СС, следует, что судебные органы координировали свою работу с деятельностью СС в биологической борьбе с польским народом.
Немецкие суды вмешивались и принимали решения по вопросу лишения родительской опеки, передачи детей под опеку немецких учреждений и лиц немецкой национальности.
В обосновании судебных приговоров, как правило, указывалось, что ребенок воспитывается родителями или опекунами в польском духе, либо без каких-либо доказательств констатировалось, что отец или мать находятся в состоянии невменяемости, либо не занимаются ребенком.
Примером подобных решений является решение немецкого суда в Лодзи от 27 июля 1941 года, по которому полька Юзефина Джимальская была лишена родительской опеки над детьми Яном и Германом Джимальскими. Их опекуном был назначен Югендамт. В обосновании отмечалось, что необходимо безотлагательное вмешательство опекунского суда, так как неполноценная мать воспитывает детей в польском духе4.
В силу решения немецкого суда в Катовицах от 13 марта 1944 года, полька была лишена родительских прав на дочь Кристину Яворек, род. 29 сентября 1934 г которая была передана воспитательному учреждению. В обосновании решения говорилось: «Ребенок с 6 сентября 1943 года без причины не посещает школу. Мать не посылает ее в школу. Девочка не может дольше находиться у нее, и лишь суровое воспитание может заставить ее посещать школу (немецкую — прим, автора)».
В случае развода или признания брака недействительным польская сторона всегда лишалась родительских прав. Даже прежние постановления польских судов подвергались пересмотру, и дети передавались под опеку немецкой стороне. Немецкие суды лишали прав на ребенка польскую сторону даже в случае добровольного заключения договоров в нотариальном порядке.
А вот выдержка из решения немецкого суда в Люблине от 9 сентября 1942 года, назначающего мать-немку опекуном Ирены Йоншта, род. 2 мая 1929 года: «Отец не может ссылаться на заключенный до развода договор, что ребенок в случае развода останется у него. Из этого договора следует, что отец намеревался дать ребенку польское воспитание.
Отец был не в состоянии дать ребенку надлежащее воспитание, так как не посылал его в немецкую школу. Поэтому имеются опасения, что ребенок будет воспитываться отцом в польском духе, если он не позволял ему даже учить немецкий язык. При таких обстоятельствах заключенный между родителями договор и отказ матери от прав на ребенка являются юридически недействительными. Более того, для ребенка будет лучше, если он перейдет к матери и таким образом получит немецкое воспитание. Мать будет воспитывать его в немецком духе и сбережет для немецкого народа».
Следует отметить, что в приведенном случае ребенок жил все время с отцом, а мать была для него совершенно чужой. Подобные методы приводили к трагедиям и драмам. Часто отец или мать бежали с ребенком из дома и скрывались от гитлеровских властей.
О слепом подчинении судебного аппарата нацистским доктринам свидетельствует обоснование одного из приговоров окружного суда в Лодзи от 7 апреля 1941 года, который объявил недействительным брак между супругами К.
«Тот факт, что стороны при заключении брака знали, что истица является немкой, а истец поляком, не может повлиять на иное решение… Из этого следует, что лишь с момента включения Востока в рейх национальная борьба окончательно разрешена. Лишь это обстоятельство привело истицу к осознанию того, что смешанный брак несовместим с целями немецкой политики «а Востоке».
Приведенные примеры свидетельствуют о позорном злоупотреблении правовыми знаниями и толкованием законов немецкими судами, которые — подобно государственной администрации — включились в преступную деятельность прерогативного государства.
