Связи с потусторонними мирами или Эхо войны
Не любил я квартиру, в которой довелось мне жить. И вроде удобная, особенно в понимании удобства холостяком. Уютная даже, с хорошим видом в окно. Что однокомнатная, так что там мужику-то надо? Но слишком много всего печального с ней было связано. Очень много. Тут отошёл к Отцу небесному мой дед. Тут преставилась бабушка.
Я и кладбище не люблю наше, там очень много смерти, не покоя, нет, а именно смерти. Холодно мне всегда на нашем кладбище. Чего о многих прочих не скажу. Очень часто тот самый покой я ощущаю, который, согласно классикам, обретает сметенный дух. Под сенью деревьев, на холме, с красивым видом можно долго бродить среди надгробий и сочинять жизни для тех, кто давно оставил этот мир.
Дед и бабушка были светлыми людьми, и энергий плохих от них не приходило, но я всё время держал в голове, что вот тут стоял диван, на котором дед, а там кровать, в которой бабушка. Сами понимаете, так себе история.
А потом я уехал жить в Питер, и началась совсем иная жизнь, но иногда, когда бывало особенно трудно, я вспоминал своих замечательных стариков и спрашивал у них совета. В отличие от моей мамы, мёртвые мне не снятся, за всю жизнь пару раз в сон приходили только. Но когда я сознательно прошу помощи, то на выручку приходят именно старики. То бабушка явится, улыбнётся, потреплет по башке вихрастой (во сне у меня всегда шевелюра), и скажет сказ, из тех, что в детстве мне сказывала на сон грядущий. А утром я проснусь, и все сложности покажутся частью какого-то квеста, которые следует преодолеть и двигаться дальше.
А если приходит дед, то мы сидим с ним на аллее любимого парка, играем в шахматы и каждую сложность дед называет комбинацией и учит меня считать на несколько ходов вперёд.
Я не видел, как они уходили, был на Камчатке, когда умер дед, и в командировке, когда не стало бабушки. Я не люблю приходить на кладбище, но всегда с признательностью и благодарностью вспоминаю своих стариков, равно как отца и маму. Память же не на кладбище, она в сердце, она всегда со мной, и поэтому мои оберегают меня от бед, несчастий и прочих неприятностей.
Связи с потусторонним миром неоднократно выручали меня, это правда. Даже когда я не просил об этом, поэтому я знаю, что за мной приглядывают и оберегают.
Несколько лет назад поехали мы с друзьями на охоту. Сразу оговорюсь, охотник из меня никакой, я скорее за компанию увязался, побродить по красивым местам, словить это острое удовольствие созерцания увядающей природы, которым меня так привлекали рассказы бывалых охотников. Я, поведаю вам по секрету, и к рыбалке равнодушен, особенно после того, как с Камчатки вернулся. Ну нет у нас такой рыбалки, как в том богатом краю.
Приехали мы заполночь в какую-то затрапезную псковскую деревеньку, достучались до хозяина «постоялого двора», с которым один из наших загодя договорился, и мы все повалились спать, ибо устали как каторжники, дорога оказалась долгой.
Мне досталось место возле печки, и я поначалу порадовался, но чуть позже почувствовал запах старой нестиранной одежды, которая сушилась на печи, и уткнулся носом в свой шарф, чтобы понизить ароматический эффект. Никаких спальных принадлежностей нам не полагалось, но в избе было тепло и на этом спасибо хозяину.
В полутьме, а дом освещали несколько свечек и керосиновая лампа времён предпоследнего царя, самого-то владельца недвижимости я и не разглядел толком. Невысок, лицо испитое, что для деревенских не редкость, глаза горели странным огнём, но это я списал на свет керосинки, которая давала свои нещедрые люмены через крайне закопчённое стекло.
Довольно быстро я провалился в сон, я всегда быстро это делаю, не о чем мне рефлексировать, потому и засыпаю легко. И снился мне странный сон, в котором я ходил по лесу с луком, держа его наизготовку, а рядом шли мои спутники, и у каждого в руках было оружие из средних веков, но одеты мы были в обычную свою одежду. Мне это показалось очень смешным. Никакого зверья не встречалось и это начинало утомлять, да-да, во сне я так и чувствовал, некоторое утомление от бесцельности шатания по лесу. Откуда ни возьмись, появился мой дед, в руках у него было ружьё для охоты на слонов, старинное, всё в инкрустации и причудливой вязи. Он смотрел на меня с грустью, мол, ну какой из тебя лучник, внучок. И вдруг образ его задрожал, стал размываться, и лес стал исчезать, а я оказался в избе, а дед стоял уже у окна и жестом приглашал меня присоединиться к нему. Всё это происходило в полной тишине, что особенно пугало, ведь старые дома всегда издают какие-то звуки, то скрип, то потрескивание, то ещё что. Я подошёл к деду, и стал смотреть в окно, но за стеклом ничего не было видно.
Гром раздался так резко, что после него у меня на какое-то время вообще отключился слух, и дальнейшее я видел как в немом кино. Облако каменной, кирпичной, цементной и сажевой пыли медленно оседало на месте бывшей печки, одна стенка которой лежала ровно там, где я спал несколько минут назад. И стенка эта была такой тяжёлой, что как былинку сломала скамью, на которой я лежал. Спящие пришли в движение, разбуженные не пойми чем. Никого больше не задело, просто припорошило пылью, даже звукового удара не случилось, потому что спали люди. А я стоял и моргал и приходил в себя. Через несколько мгновений в избу влетел хозяин, он спал в соседнем доме, и стал суетиться возле печки.
Оказалось, что среди тряпья на печи сушился фаустпатрон – эхо войны, который он нашёл в местных лесах. Хозяин слёзно просил прощения, сказал, что и забыл о нём, что бес попутал, хотел Чёрным копателям продать, обещал проставиться, раз всё так благополучно обошлось и даже пожара не случилось.
Все были возбуждены, на дворе стояла ночь, на часах 4:50 утра, и спать никто не собирался. Устроили ранний завтрак, и вышли на охоту по белёсому туману, что в осеннее утро так любит лежать на полях и в низинках возле рек и озёр. Охотники ушли глубоко в лес, а я бродил вдоль границы поля и леса и думал, что мой дед спас этой ночью меня от смерти, ну или от увечий, что тоже не сахар.
Из-за пригорка вставало малиновое солнце, сухая трава загоралась бронзой, и птицы, из тех, что не улетели в тёплые края, наполняли тишину своим пением, и жизнь казалась такой прекрасной, что я прерывисто вздохнул, сглатывая ком подступивших слёз, ведь мужчины не плачут. Так меня учил мой дед, а он меня учил хорошим вещам.
