Нил Харбиссон о синестезии, апгрейде тела и правительстве киборгов

В голове художника Нила Харбиссона, страдающего от цветовой слепоты, — вживленная антенна, которая преобразует окружающие его цвета в звуки. С этой антенной он живет уже десять лет и не выключает ее даже тогда, когда отправляется спать. T&P встретились с художником на Geek Picniс и расспросили его о жизни с имплантатом и новом восприятии красоты, а также узнали, какое будущее ждет человечество, и сможет ли киборг стать президентом.

— Когда вы знакомитесь с людьми, вы объясняете что-нибудь о себе после того, как говорите «привет»?

– Нет, никогда. Если они спрашивают, я объясняю, а так — нет.

— В какой тональности вы сегодня одеты?

— До-мажор.

— А я?

— Фа-диез.

— Теперь вам, наверное, кажутся красивыми совсем другие вещи?

— Да, красота очень субъективна, нет никаких правил, которые определяли бы, что это такое. Она зависит от многих вещей, и цвет, конечно же, один из них. Когда я смотрю на что-то, я вижу комбинацию элементов, которые создают красоту в моем сознании — в том числе и звучание цвета. Что-то кажется более или менее гармоничным по всем параметрам, а иногда бывает так, что что-то уродливое звучит очень красиво. И наоборот. А иногда визуально красивые вещи могут еще и звучать прекрасно — и это незабываемо.

— Вы рассказывали, что поход в супермаркет для вас теперь — приключение…

— Будем честны: раньше меня не очень интересовали супермаркеты, но теперь это совершенно новый музыкальный опыт. Это почти как ходить на концерты. Все предметы окрашены по-разному, и когда я гуляю среди них, я слышу столько звуков! Супермаркеты обычно еще и неплохо построены, в них идеальное белое освещение, так что чистые цвета обступают тебя со всех сторон. Тебя окружает музыка — очень необычным образом. Особенно чистящие средства — это просто фантастика, у них невероятно громкие цвета.

— На что это похоже, на симфонию?

— Скорее на электронную музыку, причем в каждом отделе обязательно будут свои мелодии.

— Как вам вообще живется с вашим устройством?

— Другим людям, наверное, кажется, будто это внешнее устройство, но я чувствую, что это часть меня. Программы и мозг уже объединились, и я не чувствую разницу между антенной и другими частями моего тела. Это как зуб или нос. Понимаете, я не ношу ее. Я не снимаю ее и не выключаю, я все время живу с ней.

— Как вы изменились за то время, что вы живете с антенной?

— Чем старше я становлюсь, тем острее становятся мои чувства — до этого я привык думать, что чем ты старше, тем хуже ты видишь и слышишь. А с кибернетикой все наоборот. Так что теперь я смотрю на старение позитивно. Я чувствую более близкую связь с пространством — я могу подсоединиться к космическому спутнику через wi-fi или bluetooth и видеть цвета на снимках из космоса. Это сильно поменяло меня и то, как я теперь воспринимаю жизнь.

— То есть, получается, вы можете путешествовать, оставаясь на месте?

— Совершенно верно. Я могу лежать в кровати и исследовать космос. Сейчас я подключаюсь, когда захочу, но в следующем году собираюсь сделать так, чтобы эта связь с космосом была постоянной. Так что у меня будет стереовидение — для восприятия цветов на Земле и для космоса.

— Это отвлекает?

— Да, очень сильно. Поэтому мне нужно тренироваться, когда я подключаюсь к космосу, и мне нужно много тренироваться и учиться, чтобы иметь с ним постоянное соединение. Я хочу, чтобы это соединение поддерживалось даже во сне.

— То есть вы не выключаете свой аппарат когда идете спать? Вам снятся цветные сны?

— Здесь нет выключателя. Да, когда я сплю, я постоянно слышу разные цвета.

— Каким вы видите наше будущее?

— Я думаю, наш век — переходный. Взгляд на технологии меняется: сначала это были внешние устройства, теперь это носимые технологии, а скоро мы сможем увидеть, как носимые технологии становятся частью тела. Носимые технологии сейчас становятся все более привычными, а в 2020-х и 2030-х мы не просто будем носить технологию, мы сами станем технологией. После этого люди будут добавлять все больше новых сенсоров, новых частей тела, генетически менять самих себя. Вместо того, чтобы использовать кибернетику, мы будем менять свои гены. Мы сможем видеть в ультрафиолетовом диапазоне, меняя что-то в своих генах вместо того, чтобы добавлять новые сенсоры. Интернет-соединение станет частью вашей ДНК, и вам не нужно будет постоянно подключаться к Сети.

— С какими этическими вопросами мы столкнемся?

— О, их будет много. Сегодня много говорят о том, где же проходят этические границы. Я думаю, что для каждого человека они будут свои, но обществу трудно будет определить эти границы для всех. Наверное, будет много разных законов в разных странах, и какие-то страны будут более либеральны, у них будет меньше ограничений.

Я думаю, что в конце концов будет два типа людей — одни будут жить в космосе, а другие на Земле. Люди, которые захотят жить в космосе, должны будут поменять свои гены, — иначе они просто не смогут выжить в этих условиях. А другие люди будут оставаться на сто процентов органическими и будут жить на Земле.

— Считаете ли вы, что покорение космоса — этап естественной эволюции человека?

— Да, жизнь началась в воде: сначала мы жили в воде и пытались сбежать из воды. Потом мы начали жить на земле, на деревьях — и попытались сбежать с них тоже, начали жить на земле. А затем мы начали летать, и теперь мы живем и в небе. Следующий шаг — покинуть небо и начать жить в космосе. Люди все время пытаются сбежать от своего природного контекста, у нас есть эта врожденная склонность изучать, что же находится на другой стороне.

Но если мы хотим жить в космосе, нам придется изменить свое тело. Тем же способом, что мы тысячи лет меняли свое тело, чтобы выйти из воды на сушу путем эволюции. Тогда нам нужно было найти способ дышать — а теперь нам нужно придумать, как дышать в космосе. И мы будем это делать быстрее, чем раньше: в отличие от естественной эволюции, теперь мы можем контролировать изменения в своем теле.

— Получается, будущее прекрасно?

— Да. И прошлое, и все на свете. И настоящее тоже — если ты постоянно изучаешь реальность, жизнь никогда не будет скучной: все время находишь новые вещи, чтобы их изучать. Все восхитительно.

— Это как раз и есть самое интересное в человечестве — постоянная жажда исследовать что-то новое.

– Да, постоянная необходимость исследовать и чувствовать. Это то, что делает нас живыми. Вот почему сегодня люди путешествуют так много. Но с тем же успехом можно оставаться на месте, исследовать собственное тело, собственный опыт жизни. Сенсоры заставляют реальность выглядеть иначе — и можно исследовать новую реальность с новыми сенсорами, вживленными в тело.

— Не думаете, что человечество может быть немного напугано такой перспективой? Фильмы учат нас, что от технологий исходит опасность, даже в «Докторе Кто» постоянно показывают, как кибермены думают только о том, как сделать всех остальных киберменами.

— Нужно игнорировать научную фантастику. Я не знаю, почему так происходит, но все, о чем рассказывает научная фантастика, выходит очень негативно. Особенно в двадцатом веке. Писателям нравилось пугать людей, а людям нравилось с этим жить. В религии прошлого было много вымысла, и в фантастике, рассказывающей нам о будущем, его тоже хватает. Но реальность не такая, хотя люди почему-то чувствуют себя безопаснее, если их поместить между двумя фантастическими мирами.

Все вокруг при желании можно увидеть в негативном свете. Нож может быть создан для того, чтобы резать хлеб, но с тем же успехом его можно использовать, чтобы убивать людей. Мобильный телефон может применяться для общения, но его можно так же успешно использовать, чтобы активировать бомбы. Но объединение человека и технологии… я даже не могу представить, как это может быть использовано во вред кому-то, это просто исследование реальности. Но да, вы правы, страх — очень общее место в этом контексте.

— Вы узнали что-то новое о себе как о человеке, после того, как проапгрейдили себя?

— Вместо того, чтобы чувствовать себя ближе к машинам, я чувствую себя ближе к животным. С помощью своей антенны я могу перерабатывать информацию так, как, например, это делают дельфины. Я делю с ними чувство вибрации, и понимаю как они слышат. Я вижу ультрафиолет точно так же, как и пчелы, которые могут его распознавать. Кошки иногда видят инфракрасные лучи, и я тоже теперь это могу, и понимаю, почему иногда они странно смотрят куда-то в пространство. Я понимаю животных намного лучше.

— Как поменялось ваше искусство? Не стали ли вы сами арт-проектом?

— Да, я вижу себя как искусство, даже целое арт-движение. Я верю, что то, что я делаю — это на самом деле начало важного арт-движения, в рамках которого художники будут создавать себе собственные чувства и выражать себя через эти чувства.

— А что касается зрителей — как показывать это искусство тем, у кого нет подобных сенсоров?

— Все наши ощущения различаются: про любого человека вы не можете знать наверняка, таков ли его синий, как ваш. Все мы считаем, что небо голубое, но какое оно на самом деле, никто не знает. Восприятие — это загадка. Когда дело доходит до искусства, совершенно нормально, что я могу видеть что-то, чего не видите вы. Когда вы слушаете Моцарта, вы, может быть, слышите что-то совершенно другое.

— Есть ли технология, о которой вы мечтаете, которую особенно ждете от будущего?

— Если бы у нас были 3D-принтеры на разных планетах, мы могли бы на каждой планете распечатать себя. Например, если такой принтер был бы установлен на Марсе, вы могли бы распечатать себя на Марсе, и использовать интернет, чтобы подключиться к этому телу и побродить по Марсу в собственном теле. А интернет передавал бы вам ваши чувства — то есть, вы были бы подключены к собственному телу через интернет. Я бы хотел это увидеть.

— Вы говорили, у вас были трудности с паспортом: вы стали первым человеком, которому удалось отстоять право фотографироваться с технологическим устройством на паспорт. За что еще вы боретесь? Нужны ли киборгам собственные юристы?

— Антенна — часть моего тела, и я хочу, чтобы она была видна в моем паспорте. Мы хотим, чтобы правительство начало воспринимать вживленные гаджеты как части нашего тела, а не как технологии. Я настаиваю на праве киборгов делать операции — потому что сейчас этический комитет этого не признает. Многие операции вроде моей были сделаны в подвалах и нелегально. Это должно измениться. Это то же право, за которое боролись трансгендеры в 1950-х и 1960-х. В середине ХХ века этический комитет говорил, что операции по смене пола неэтичны, никому не нужны и в принципе бесполезны. В больницах этого никто не делал. Не знаю, делают ли это сейчас в России, но во многих странах это теперь разрешено. Так что я думаю, что в будущем они разрешат и кибер-операции. Хотя я и не уверен, что Россия примет это.

— А что будет дальше, партия киборгов в парламенте? Президент-киборг?

— Да, и мы можем видеть первые шаги. В США есть первая трансгуманистская партия, которая отстаивает те же интересы, за которые боремся мы. Многое происходит. Конечно, обязательно будет президент-киборг. Сначала будет побольше женщин-президентов, потом, наверное, трансгендер-президент, а потом киборг.

— Когда это случится, где-нибудь в 2050?

— Я думаю, сильно раньше. Киборги могут быть очень разными, и иногда даже вы не сразу можете понять, что перед вами киборг. Наверное, в следующем году в США будет первая женщина-президент, Хилари Клинтон, в 2020-х, возможно, будет транссексуал… Трудно предсказать, возможно, это случится и чуть попозже. Но было бы очень интересно.

Источник