Язык наш – древо жизни на земле и отец наречий иных
Некий профессор ВШЭ Гасан Гусейнов написал в соцсети про «убогий и клоачный русский язык». И недоумение в адекватности данного индивида – это самое мягкое, что просится на язык.
Ход убогого мыслительного процесса – это цепь ненависти, злобы, зависти. Впрочем, он в Сети своё получил сполна. Но говорить о величии русского языка иногда – это не меньшая вероятность получить гнусные отклики. И все это от невежества. От непонимания истинной роли нашего языка в образовании других европейских языков.
И в противовес российскому профессору вот что в 1979 году в книге «Русачки» написал француз Франсуа Каванна, основатель журнала «Шарли Эбдо»: «Я легко впадаю в лиризм, когда говорю о русском…. Необыкновенное богатство звуков, на которое способна русская глотка, великолепная архитектура грамматики, внешне византийская, но удивительно чёткая и гибкая…. Как же простой народ с этим справляется и даже вытворяет такие безумные тонкости, русский – ведь, это язык бесконечных нюансов! Но зато, какое вознаграждение! Как ослепительно!»
Я писал о русском языке в статьях «Русский в сравнении с другими языками это всё равно, что шахматы в сравнении с городками» и «Глубокая древность языка русов» (см. по ссылке: ). Но очередной враждебный выпад в сторону нашего золотого русского языка не оставляет другой возможности, как снова и снова напоминать нам всем, кто мы и откуда пришли.
Это может показаться удивительным, но язык это главный оставшийся у нас после всех потопов и катастроф источник информации о нас же самих. Возможно, только в языке заложена информация о том, кто мы и откуда. Получается, язык – это данный нам свыше, готовый инструмент. И этот наш инструмент чисто слоговый. Вот почему полногласие, сохраненное почти в полной мере в русском (белорусском, украинском) языке, а также в санскрите – это дар, оставшийся в них со времен зарождения самого языка, на котором мы говорим еще сегодня.
«Полногласие», «певучесть» русского языка главный показатель его архаики, древности. Опора на гласные – это отличительная черта древнейшего языка, показывающая, что его звуки физиологически – это некоторый эволюционный скачок от животного к человеку.
«Первый музыкальный инструмент на земле и был голос. «Гласность», собственно, и есть «глас», голос, язык. Первозданная гласность русского языка удивительным образом до сих пор проявляется в такой детали русской речи, как паразитическое «А» в начале любого предложения («А я иду, шагаю по Москве…», «А где мне взять такую песню…», «А у нас во дворе есть девчонка одна…»), а также «Э», «О», «У», «И». Это одно из самых архаичных зерен нашего языка».
В лингвистике существует тенденция, что со временем выпадают прежде всего гласные звуки. Процесс выпадения гласных заметен не только в английском, но и в ближних к русскому – славянских. Например, слово сердце в сербском – это уже СРДЦЕ. Если исходить из начального значения слова сердце – СЕРЕДЦЕВИНА, то в сербском языке уже потеряны гласные. Это так сказать ближний круг словообразования от этноядра праязыка. Английское слово HEART, либо латинское CARDIO – это уже более дальний круг словообразования от корня СЕРД, где ненужные окончания отпали ранее. Превращение русского СЕРЕДИНА в их соответствия на этих языках соответствуют законам лингвистики Грима и Вернера.
Если принимать за основу понимание существование тысячелетие назад некоего языка прародителя всех европейских языков, то его можно считать неким ядром, от которого как волны расходились все другие языки. Получается, что языки славянской группы – это первый круг расхождения. А западно-европейские – второй круг. А между ними результат интерференции, наложения первой волны на вторую. И процесс этот, видимо, не останавливается.
Видимо, одной из таких волн была первичная волна, круг еще арийского языка, достигшая Индии и Персии. Где и образовались санскрит и язык авестийских ариев. Позже последние и дали начало фарси и осетинскому языку – так называемым языкам иранской группы.
Ядро же праязыка, от которого шли волны новых языков, осталось наименее измененным. И это языковое ядро и стало прародителем русского языка и славянских языков.
Изучение иностранных языков вещь не только полезная, но и увлекательная. При сравнении их с русским языком приходит понимание структуры, морфологии, лексики изучаемого иностранного языка. И невольно происходит сопоставление. Так, например, в английском обнаруживаются слова удивительно похожие на русские. Говорить о заимствовании не приходится, поскольку многие такие слова являются изводными, т.е. изначальными, как для одного языка, так и для другого.
При внимательном рассмотрении английского языка обнаруживается одна странность. Нет четкости: какие-то гласные выпали, что-то с чем-то срослось, что-то добавилось. Говорить о классическом словообразовании в нём не приходится. Хаотичность его образования объяснима разноязыким вливанием в изначальный индоевропейский язык Британских островов языков многочисленных поздних пришельцев – кельтов, венедов, норманнов, латинян и пр.
Русский язык красив тем, что звуки, которые мы русские произносим более естественные. Так, переднеязычный звук -р более естественный, чем английский заднеязычный –р. Попробуйте произнести на английском выражение Мировая Война – world war, или «С этой вещью» – with these things. Такое впечатление, что во рту каша. Русский язык не переднеязычный, как романские языки и не заднеязычный как английский, французский. Русский язык занимает среднее положение. Поэтому самый удобный язык для человека.
Богатый язык отличается словообразованием, включающем набор морфем. Когда есть корни, приставки, суффиксы, есть окончания. При обращении к другим западным языкам мы видим, что в них достаточно мало морфем, или эти морфемы заимствованы из русского языка.
«Русский язык сохранил самые архаичные пласты языка. И такие ругательства как «бес», «бабай» имеют тот же древнейший источник, что и, например, древнеегипетские демоны Бес, Бабаи. А главный враг Солнца змей Апоп – это обратное прочтение слова п(ж)опа. «Просторечье» и есть самые архаические зародыши языка. «Устная традиция языка является главной связующей нитью всей Традиции, и она гораздо чище сохраняет связующую нить поколений, тогда как письменный язык и письменная традиция весьма уязвима (рукописи рано или поздно сгорают) и слишком зависима от временных факторов».
Язык портится от движения и смешения. Индоарии, которые когда-то говорили на санскрите, теперь говорят на хинди и фарси. Когда англы и саксы заселили Британский остров, из их германского языка получилось английское эсперанто.
Русский язык остался наименее поврежденным, так как, география его изменилась меньше всего. Поэтому сохранился в наибольшей степени. И тысячелетиями неизменно передавался от отца к сыну. Как писал А.С. Шишков, «прохождение языка из уст в уста не могло быть остановлено; ибо сын всегда говорит языком отца своего».
Американский ученый-лингвист П. Фридрих отмечал, что славянский язык лучше всех других индоевропейских языков сохранил древнейшие индоевропейские названия деревьев. Из чего он делает логичный вывод, что праславяне жили в той же природно-климатической зоне, что и праиндоевропейцы,
Немецкий филолог Т. Пеше еще в XIX веке установил, что в индоевропейских языках есть общие названия только для северных животных и растений (медведь, волк (санскр. – vṛka), береза (санскр. – bhūrja), дуб) и таких явлений, неотделимых от Севера, как зима (санскр. – hima), снег, лед. Он пришел к выводу, что прародиной индоевропейцев могла быть только Великая Русская равнина. Чем же питались предки? Вывод его поразителен: арийцы выращивали гречиху и рожь. Рожь всегда была главным источником жизни для русского человека. Гречка и сегодня главная в питании русских. На западе гречка уже экзотика. Слово РОЖЬ в древнеанглийском языке также была RYGE. В современном английском уже – RYE.
Недаром А.С. Шишков писал: «Иностранным словотолкователям, для отыскания первоначальной мысли в употребляемых ими словах, следует прибегать к нашему языку: в нем ключ к объяснению и разрешению многих сомнений, который тщетно в языках своих искать будут».
А к сведению не ведающих злопыхателей и завистников еще в 19 веке он твердо ответил: «Язык наш – древо жизни на земле и отец наречий иных». Такой вывод ему позволила сделать титаническая работа по исследованию славяно-русского корнеслова.
