Чтобы быть более творческим, китайская философия предлагает отказаться от «оригинальности»
Когда мне было 15 лет, неожиданно скончался один из моих ближайших друзей. Наш учитель физики сообщил мне эту новость после экзамена, когда я задумалась о том, что его нет на мероприятии. У меня до сих пор нет слов, чтобы описать то, что я почувствовала: это было нечто шокирующее, болезненное, дезориентирующее. Не знала, что думать, не говоря уже о том, что делать, и провела много ночей без сна и много дней в оцепенении.
Пятнадцать лет спустя, когда я училась в аспирантуре, внезапно умер другой друг, которого я очень любила. Помню, как проверяла свой телефон и узнала об этом в текстовом сообщении. Но хотя моя первоначальная реакция оказалась почти такой же, как и раньше, была ощутимая разница в том, как я себя чувствовала позднее. Хотя я снова была потрясена и опечалена, я оказалась гораздо менее дезориентирована, чем в подростковые времена. Я все еще могла думать, и все еще могла делать дела.
Вы можете подумать, что причина этой разницы очевидна – возраст, больше опыта в столкновении со смертью. Но одного лишь опыта недостаточно: важнее учимся ли мы на нём. А обучение на собственном опыте, особенно таком трудном, как смерть любимого человека, может включать в себя довольно многое. Помимо прочего, это может быть связано с творчеством.
Подобное утверждение может показаться удивительным. В конце концов, творчество часто ассоциируется с образом одинокого творческого гения, человека, который не только преуспевает в том, что делает, но и преображает мир в процессе. Более того, даже если мы не ограничиваемся романтическими или героическими взглядами на природу и ценность творчества, обычно считается, что творчество, по крайней мере, преследует цель новизны или оригинальности.
Такое представление о творчестве не универсально. Чжуан-цзы (莊子), классический китайский философ и литератур, предлагает иную точку зрения. Согласно одной из интерпретаций, творчество не рассматривается как стремление к новизне или оригинальности, а скорее как интеграция (имеющегося опыта). Вместо того чтобы стремиться к чему-то новому, автор ищет то, что хорошо сочетается с ситуацией, частью которой он является.
История мастера Пьена из произведения Чжуан-цзы под названием Тянь Дао (天道), что означает «Небесный путь», эффективно иллюстрирует этот взгляд на творчество. В этой короткой виньетке колесный мастер, известный как Пьен, говорит герцогу, что книга советов мудрецов, которую последний читает, — не что иное, как «чушь и отбросы». Возмущенный герцог требует объяснений. Колесный мастер отвечает, что в своём ремесле он может создавать предметы, потому что имеет «умение», которое невозможно полностью передать словами. Если удары его молотка будут слишком мягкими, долото соскользнет и не схватится. Если они будут слишком твердыми, эффекта также не будет. «Не слишком нежно, не слишком жестко – это надо не осмыслить, а почувствовать» — говорит он. «Итак, в 70 лет я все еще создаю колеса. Когда старики умирали, они забирали с собой вещи, которые нельзя было передать по наследству. То, что вы читаете – не что иное, как отбросы людей прошлого».
«Скромный» мастер научил герцога кое-чему важному. Он создавал колеса вручную в течение многих лет и развил способность работать комплексно, что не может быть полностью зафиксировано с помощью алгоритмического набора инструкций. Мастер реагирует на особенности дерева, своих инструментов и тела, чтобы создать то, что он хочет – и что не достижимо, если следовать лишь писанному плану.
Стремление к оригинальности может быть контрпродуктивным, когда целью является действительно оригинальный результат. Поэтому советы мудрецов о том, как жить хорошо — это просто «отбросы», если их интерпретировать как инструкции, которые можно просто прочитать, а затем выполнить. Хорошая жизнь в целом предполагает гораздо больше, чем это; а именно спонтанную интеграцию между противоположными типами действий, такими как твердое и мягкое, а также между изученным и спонтанным, активным и пассивным, и даже непродуктивным и продуктивным — все это применимо в случае создания колёс. Другими словами, действительно великое ремесло предполагает творчество
Такой вид творчества не стремится к новизне или оригинальности как таковой. Колесный мастер представлен как творческий человек не из-за оригинальных проектов, а способности создавать колеса чувствительным, отзывчивым и, что особенно важно, хорошо интегрированным способом: человек не обучен механически, а скорее через постоянную, спонтанную деятельность.
Мы можем использовать историю Пиана, чтобы лучше понять, почему научиться жить с утратой — это творческое занятие. Хотя существует множество книг, в которых даются советы о том, как это сделать, в конечном итоге научиться жить со смертью — глубоко личное дело, которое, как и создание колес, не может быть полностью отражено с помощью набора указаний. Мы должны реагировать на конкретные особенности нашей ситуации (касающиеся наших мыслей, чувств и общих обстоятельств), чтобы взрастить то, что мы хотим взрастить (например, чувство покоя или замкнутости). Это не то, что может быть достигнуто путем следования заранее намеченному плану, даже если этот план достаточно гибок и хорош.
Более того, работая над своими мыслями, чувствами и обстоятельствами во всех их особенностях, мы не делаем ничего, что сильно отличается от того, что приходилось делать бесчисленному множеству других – тех, кто научился справляться с потерей. Тем не менее — опять же, как и создание колеса — это творческая деятельность, поскольку она включает в себя спонтанную интеграцию противоположного опыта, такого как скорбь и празднование, обида и благодарность, огорчение и облегчение. Способность жить со смертью не заучивается наизусть, а, скорее приобретается через длительную спонтанную деятельность. Даже сам философ Чжуанцзы участвовал в таком творческом процессе после смерти собственной жены.
Такой образ восприятия творчества имеет множество других потенциальных преимуществ. Во-первых, даже если творчество было направлено на достижение оригинальности, снижение акцента на нём может, по иронии судьбы, привести к большему творчеству. Это связано с тем, что стремление к оригинальности на самом деле может быть контрпродуктивным, когда дело доходит до достижения действительно свежих результатов: если мы сосредоточимся на задаче достижения чего-то оригинального, мы будем исследовать только диапазон возможностей, которые считаются достаточно вероятными, чтобы дать такой результат, исключая многое, что могло бы способствовать достижению чего-то оригинального.
Вместо этого представьте, что мы работаем с идеей, что творчество не связано с новизной. Это не означает, что мы должны полностью отказаться от ценности оригинальности, скорее следует рассматривать ее как один из возможных результатов.
Во-вторых, сосредоточение внимания на интеграции может побудить нас лучше понимать творческих агентов как тесно связанных со средой и являющихся ее продуктами. Это может расширить наше представление о творчестве таким образом, что мы видим более широкий диапазон действий. В конце концов, многие важные навыки, от повседневных до значимых, усваиваются не наизусть, а, скорее, посредством спонтанных действий, которые объединяют противоположные аспекты. Например: налаживание отношений с семьей, построение отношений с коллегами и организация финансов.
Подобный альтернативный взгляд на творчество может помочь нам взрастить его в себе как повседневное явление, в котором мы все участвуем, а не как выдающийся талант или дар, которыми наслаждаются лишь немногие. И это также может позволить нам понять идею творческой жизни: интегрированной, прожитой спонтанно, в которой все контрастные аспекты жизни могут быть организованы в единое богатое и разнообразное целое.
